— Странные вещи творятся у вас, — не сдержался он, усаживаясь в директорском кабинете и обращаясь сразу к директору и старшему бухгалтеру. — Рассказывайте все сначала. Откуда и когда появилась у вас эта Рязанцева, кто она, молодая, старая, где работала раньше. Словом, все, что знаете. Да подробнее.
Разговор продолжался уже около часа, но Климов чувствовал, что раздражение его не проходит. И вовсе не потому, что собеседники были растеряны, отвечали сбивчиво: он понимал их состояние, даже сочувствовал им. Поэтому, подавляя отчаяние, терпеливо в разной форме повторял вопросы.
— Вы сказали, что Рязанцева поступила к вам на работу в апреле. Кто ее рекомендовал?
— Никто. Пришла по объявлению.
— Где она работала раньше?
— Бухгалтером по расчетам в строительном управлении шоссейных дорог.
— Где? Где находится это управление?
— Не могу сказать точно, — извиняющимся тоном ответила директор. Потом добавила: — С 1963 года по 1970-й… Это — по записи в листке по учету кадров.
— Поймите, я хочу знать, где расположено это управление. У нас в Свердловске, в Москве, на Камчатке?
После томительного молчания директор обрела дар слова:
— Помню, что паспорт ее был выдан милицией не то города Омска, не то где-то в Омской области. — И, словно боясь нового вопроса следователя, сразу же обратилась к старшему бухгалтеру: — Помните, я еще просила уточнить время и место последнего увольнения Рязанцевой?
— Разве по трудовой книжке этого не было видно? — вмешался Климов.
— Ах трудовая…. У нее там была исправлена фамилия и сделана сноска, заверенная круглой печатью, что это после вступления в брак…
— Подождите, подождите, — попросил Климов. — Давайте уточним сначала место работы.
— Строительное управление…
— Где оно находится? — едва не сорвался на крик Климов.
— Не могу точно сказать… Паспорт омский. И еще: она говорила, что у нее есть сын в Омске, у бабушки. Сама-то она с мужем не жила…
— Да, да, — подхватила бухгалтер. — Она была одна. Как-то мне говорила, что у нее здесь знакомый в овощном магазине по улице Куйбышева. Но это не муж…
Климов резко поднялся.
— Спасибо, — поблагодарил он и даже поклонился слегка. — Заранее прошу извинить меня, если еще потревожу.
В волнении он забыл вызвать машину и, добираясь до райотдела на троллейбусе, мысленно на чем свет стоит костерил головотяпов всех рангов, умудряющихся на любой должности не выполнять элементарных обязанностей. А может быть, следователь Климов больше всего досадовал на то, что впервые возвращался с места происшествия ни с чем, если не считать словесного портрета мошенницы, в точности которого, впрочем, не был уверен.
— Веселенькое дело досталось нам, — сделал вывод начальник райотдела, выслушав тоскливый доклад Климова.
— Веселее некуда, — согласился Климов.
— Как искать будем?
— Запрошу адресное бюро… Составлю телеграмму на телетайп по этим приметам, — Климов показал блокнот с записями, сделанными в торгово-кулинарном училище. — Больше-то пока ничего нет.
— Жаль! — жестко посочувствовал начальник. — А ведь она где-то еще у нас под носом бегает… Торопитесь!
Геннадий Климов не был новичком в милиции и понимал, сколь важно не упустить инициативы в розыске. Но успех поиска прежде всего зависит от того, какими сведениями о преступнике располагает следователь.
Да, начальник райотдела прав: Рязанцева, возможно, еще в городе. Но как ее узнать среди многих тысяч лиц, занятых своими хлопотами, на улицах, в магазинах, на вокзалах? Фотографии нет. Из листка по учету кадров достоверно известно только то, что ей тридцать два года. Но в таком возрасте женщины выглядят по-разному: пойди определи…
Внешние приметы даны директором училища: «блондинка, волосы носит распущенными до плеч…» Таких в Свердловске наверняка больше сотни тысяч: попробуй проверь всех, не говоря о том, что перекраситься проще простого. «Телосложение среднее…» Значит, вполне нормальная баба. «На руке кольцо с камнем…» Это — вообще не примета: сейчас кольца носят с шестнадцати лет. «Юбка черная, кофта трикотажная ярко-розового цвета…» Как будто трудно переодеться!..
И злополучная телеграмма, ориентирующая работников милиции на розыск преступницы по приметам, которую Климов должен был сейчас составить, казалась ему нелепой и ненужной.
Может, поэтому он спускался по лестнице медленнее, чем обычно.
В кабинете, все так же неторопливо устроившись за столом, без воодушевления снял телефонную трубку, задержался с вызовом адресного бюро. Какой смысл? Рязанцева устроилась на работу в апреле. По ее же словам, да и по омскому паспорту было ясно, что она приезжая. Указанный ею домашний адрес оказался вымышленным. Какая тут может быть прописка?.. Но порядок есть порядок.
Позвонил. Подождал минуту.
И вдруг почти закричал:
— Когда прописана?! С 1967 года?.. Бросил трубку, не поблагодарив и не задав больше ни одного вопроса, ворвался к дежурному:
— Давай какие-нибудь колеса! Еду к Рязанцевой!
Уже в машине, словно не веря себе, еще раз просмотрел листок с торопливой записью: «Рязанцева Валентина Андреевна, 1939 года рождения. Родилась в Новосибирской области, Сузумский район. Незамужняя. Проживает на улице Шейнкмана, дом…»
Дверь квартиры открыла интеллигентная старушка. Спросил Рязанцеву. Нет дома.
— Не скажете, где она? — осведомился Климов.
— Наверное, на работе еще, — ответила соседка, с любопытством разглядывая Климова.
— Вы ее видели сегодня? — продолжал Климов, радуясь, что одет в штатское.
— Конечно. Я поднимаюсь рано. Она уходила при мне.
— И не возвращалась?
— Нет.
— На работе ее уже нет. Я заезжал, — счел нужным сообщить Климов.
— Возможно, зашла за Димой. — И, почувствовав неведение Климова, спросила: — А вы кто?
— Знакомый.
— Ее Димочка в круглосуточном садике, но она иногда забирает его в неурочный день. И к подруге могла зайти.
— Жаль, — огорчился Климов, отступая от двери. Он знал свою противную черту: краснеть от волнения. — Очень жаль…
На лестнице послышались шаги. Старушка подалась вперед и, как только увидела поднимающуюся женщину, радостно сообщила:
— А вот и Валюша.
— Спасибо, — бросил Климов не особенно вежливо и поспешил навстречу Рязанцевой.
Та, заметив, что к ней почти бегом направился незнакомый мужчина, невольно задержалась.
— Валентина Андреевна? — негромко спросил в упор.
— Да, — удивленно отозвалась она.
— Вернитесь со мной.
— Зачем?!
— Тихо. Я из милиции. Прошу. — Не ожидая ответа, крепко взял ее под руку. И только когда она повиновалась, растерянная, повернулся к старушке соседке, оставшейся вверху, и улыбнулся как можно естественнее.
— Куда вы меня ведете? И кто вы?! — возмутилась Рязанцева, решительно остановившись у подъезда.
— Не волнуйтесь, — предупредил ее Климов и вытащил удостоверение. — Как видите, я неопасный человек. Пусть соседка считает меня вашим знакомым. Проедемте со мной до райотдела, вы нам очень нужны.
— Ничего себе — успокоили…
Она встряхнула головой, откидывая назад распущенные до плеч волосы, и решительно направилась в сторону машины, стоявшей поодаль. Климов пошел следом. Он уже достаточно разглядел ее всю. И вдруг улыбнулся не без сарказма.
«Вот и верь приметам, — думал про себя. — Да, волосы, распущенные до плеч. И телосложение среднее… Но какая же она, к черту, блондинка?»
Усевшись в машину рядом с задержанной, Геннадий с облегчением отметил, что раздражение, которое угнетало его все эти часы, прошло.
На душе стало светлее.
Радужное настроение Климова несколько померкло уже дорогой и еще больше, когда они очутились с Рязанцевой в его кабинете.
Без приглашения присев на стул возле стола, Валентина Андреевна спокойно сказала:
— Слушаю вас.
— Слушать собираюсь я, — ответил Климов. — Расскажите о себе… Когда и откуда приехали в Свердловск? Где работаете, давно ли и кем?
— За этим вы и привезли меня?
— За этим, за этим, — подтвердил он и почувствовал, что сейчас начнет краснеть.
— Ну что ж…
Валентина Андреевна Рязанцева приехала в Свердловск семнадцатилетней девушкой.
Здесь училась в техникуме советской торговли, здесь же позднее вышла замуж. Последние четыре года работала товароведом в одном из райпищеторгов. Семейная жизнь, к сожалению, не сложилась. В этом она винила мужа, который не только пил, но и был ей неверен. Впрочем, последнее — только ее подозрения. Главное — пьянство. Поэтому в 1967 году они расстались, разменяли квартиру, и с того времени она с маленьким сыном поселилась на улице Шейнкмана, а муж остался в старом районе на Уралмаше.